Пафос гуманитариев состоит в том, чтобы писать о реальности так, как она есть на самом деле, не прибегая к упрощенным моделям. Подобная доскональность текста на практике недостижима, но является идеалом, к которому стремится современный гуманитарный дискурс. Сложность реальности приводит сложности текстов, которые становятся непроходимыми для тех, кто не натаскан на чтение и производство подобной литературы. Более того, если технический текст, описывая сложные процессы, может апеллировать к готовым блокам, скрывающим в себе ранее разработанную сложную структуру, в результате чего он получается более простым, чем описываемое явление, без ущерба для точности, то в гуманитарном тексте такое обычно невозможно. Гуманитарный текст вынужден нести в самом себе все сложности описываемого процесса, так как сам по себе текст является единственным полем существования гуманитарного дискурса, и вся прогрессирующая сложность науки непосредственно отображается в тексте.
Науки, ориентированные на решение прикладных задач, относятся к реальности иначе. Они используют зарекомендовавшую себя методологию, с помощью которой строят упрощенные модели реальности, годные к использованию в практических целях. При этом обычно не ставится вопрос о том, что прикладные науки имеют дело не с самой реальностью, а с ее моделями, созданными науками фундаментальными. Это ни в коем случае не является грехом прикладных наук, поскольку такой подход оправдывает себя практически. В естественных науках методологическая проблематика имеет место, но в меньшей степени, чем в гуманитарных. Методологически подкованный физик понимает, что изучает природу не так, как она есть на самом деле, а так, как она есть с точки зрения методологии, оправдывающей себя практически.
Обратная сторона гуманитарного дискурса заключается в том, что в поиске способа описания, структурно приближенного к реальности, он зачастую завязает в этой задаче и перестает производить знание. В данном случае под знанием понимаются синтетические положения, которые являются результатами исследований. Обилие текстов, единственным содержанием которых является обсуждение того, что следует понимать под теми или иными терминами, вызывают совершенно законное отвращение у тех, кто попал в поле гуманитарного дискурса со стороны. Но реакция прикладников, как правило, не является адекватной. Пытаясь исправить ситуацию, они предлагают упрощенные модели, используя конструкции, характерные для естественных наук. Сложность реальности приводит к тому, что обязательно находятся факты, подтверждающие полученные упрощенные схемы, и прикладник приходит к выводу, что решил гуманитарную проблему лучше, чем это делают специалисты. Тем временем профессиональный гуманитарий понимает, почему это не так, но все его попытки разоблачения получившейся химеры упираются в то, что гуманитарные тексты практически непроходимы для неспециалистов. Для прикладника полученный текст – это каша, в которой не разобраться. Гуманитарий будет оправдываться тем, что реальность – это и есть такая же каша, а не правильные схемы, придуманные прикладником. Прикладник останется при том, что задача производства текстов в том и состоит, чтобы в этой каше выделить правильные схемы. Гуманитарий – при том, что если правильные схемы выделить в соответствии с тем, что есть на самом деле, правильными они не будут. Если раньше многие феномены, традиционно являющиеся предметом гуманитарных наук, считались Божьим промыслом, и человеческий разум не претендовал на то, чтобы постичь их, то теперь они изучены, но от этого не легче: перед читателем стоит задача постичь сложнейшие тексты, в которых описаны результаты этих исследований.
Невозможность компромисса обусловлена тем, что гуманитарии в большей степени ориентированы на чистое знание, не ожидающее применения, чем технари. Их продукция – это больше интеллектуальная забава, чем решение конкретных задач. Достижения гуманитарных наук широко используются в общественных практиках, но это носит спонтанный, а не целенаправленный характер. Сложно представить себе гуманитарный научно-исследовательский институт, ориентированный на решение конкретных задач; общественная практика лишь подбирает фрагменты гуманитарного дискурса, оказавшиеся удачными. Все это приводит к тому, что реальность с точки зрения гуманитария оказывается хаотичной, ибо не существует разницы между теми ее аспектами, которые важны для решения текущей задачи, и теми, которыми можно пренебречь, все нюансы оказываются одинаково важными. Для прикладника аспект рассмотрения играет решающую роль, и в рамках конкретной задачи можно строить упрощенную модель, отсекая все то, что не относится к делу. Непонимание этого различия приводит к взаимному презрению двух магистральных дискурсов, образующих научное знание. Поскольку широта горизонта позволяет иметь представление об аргументах оппонента, самое сильное презрение источают плохие гуманитарии и плохие технари, не способные выглянуть за рамки своих дискурсов.
Развивая концепцию контролируемого экстаза, положенную в основу эстетики интегральных состояний, я нащупал существенный момент, способный бросить мостик от прикладного дискурса к гуманитарному: линейное кодирование с использованием осей. Сам по себе термин «ось», да и описание состояния сознания через оси, является в высшей степени техническим, негуманитарным. Но поскольку этот способ представления позволяет проводить глубокий анализ реальности, почти не прибегая к дополнительному понятийному аппарату, с его помощью можно структурировать некоторые расплывчатые темы и при этом избежать тривиальной метафизики.